взаимодействие структур, большие и малые предприятия, регион, сеть.

Абрамов Руслан Агарунович, Морозов Иван Владимирович

Особенности сетевого взаимодействия региональных предприятий// Региональная экономика и управление: электронный научный журнал . ISSN 1999-2645 . — . Номер статьи: 3213. Дата публикации: 2012-11-15 . Режим доступа: https://сайт/article/3213/

Abramov R.A.
professor of chair «The National and Regional Economy»
[email protected]

Morozov I.V.
graduate student of chair «The National and Regional Economy»
Plekhanov Russian University of Economics
[email protected]

Abstract

The problem of networking of regional enterprises in forming the network of economic structures has gained urgency recently as for participants of such entities, and for the economy of the region as a whole. In the present work analyzes the networking model of regional enterprises on the basis of the size involved in the network of enterprises. The authors identified features of building models of networking of regional enterprises. It is concluded that the integration of interaction of large and small businesses as possible through the interaction of horizontally (through partnership) and through the vertical interaction - management. It was also shown that interaction between small and large enterprises through partnership occurs in the forms: intraprener, incubator and satellite form.

В условиях перехода мировой экономики к постиндустриальному развитию нарастает процесс становления сетевого уклада, когда жесткие иерархичные конструкции повсеместно вытесняются гибкими сетевыми, а экономические системы постепенно приобретают кластерное строение вместо традиционного отраслевого. Динамичные сетевые взаимодействия рассматриваются как необходимая институциональная среда для инновационного типа роста, основанного на непрерывных обновлениях.

Главной особенностью современного информационного общества, основанного на цифровых технологиях, отмечал М. Кастельс, является не столько доминирование информации как таковое, сколько сетевая логика ее использования. Этим обстоятельством он подчеркивал органичную связь между новой технологической парадигмой и формированием сетевого уклада, когда в основу организации экономики и общества ложатся сетевые информационные потоки, сетевые структуры и сетевые взаимодействия.

В соответствии с его предвидением современная экономика спонтанно трансформируется в сетевую систему и тем самым становится «непрерывно текущим пространством потоков», обретая способность непрерывных обновлений . Так, в наиболее развитых странах доминируют такие технологические уклады, которые базируются на широком использовании сетевых информационных технологий, перспективных средств вычислительной техники и телекоммуникаций. В настоящее время информационная парадигма определяет сетевой характер всех институтов «новой экономики» . В институциональном отношении усложнение строения систем связано с зарождением нового способа координации связей и гармонизации интересов.

Признаки становления сетевого уклада стали проявляться уже в 1990-е гг., в частности, в виде нарастания турбулентности. В одной из первых работ на эту тему, опубликованной К. Келли под названием «Новые правила для новой экономики: двенадцать взаимосвязанных принципов выживания в турбулентном мире», утверждалось, что каждый бизнес подчинится в конечном счете логике и экономике сетей .

Исторически и логически в основе формирования сетевой структуры международного бизнеса лежит сложное диалектическое единство двух процессов. С одной стороны, с развитием производительных сил происходит установление, укрепление и усложнение связей между различными видами труда, сферами деятельности и т.п. С другой - происходит разделение труда, углубляется специализация, появляются и обособляются новые сферы хозяйственной деятельности, отрасли, подотрасли и т.д. Эти два процесса органически взаимосвязаны и взаи- модополняют друг друга. Каждый из них в свою очередь является сложным процессом, протекающим на различных уровнях экономической системы: микро-, макро-, мезо- и мегауровне.

По оценке зарубежных исследователей, экономические контакты между субъектами предпринимательской деятельности осуществляются в интерактивном режиме по прямой связи через веб-сайты. Формирующиеся информационные (сетевые платформы) интернет-компаний приходят на смену традиционным торговым посредникам и ускоряют обмен информацией в ходе осуществления коммерческой сделки. Новый (прямой) уровень кооперации производителя с потребителем позволяет достичь реализации экономических интересов обеих сторон благодаря созданию онлайновой экономической среды и развитию многообразных узлов связей глобальной экономической сети . Более того, постиндустриальная система экономических отношений в отличие от индустриальной экономики позволяет ускорить и достичь непрерывности в обновлении видового состава создаваемых благ и эффекты разнообразия (economy of scope), что ранее сдерживалось массовым производством однотипной продукции и эффектами масштаба (economy of scale). В этих условиях происходит вытеснение иерархичных конструкций управления самоуправляемыми сетевыми системами, построенными на горизонтальных связях и непрерывных согласованиях . В современной экономической литературе и практике такие интерактивные сетевые взаимодействия именуются коллаборацией (collaboration).

В наши дни процессы вытеснения иерархий сетевыми структурами приобретают уже массовый и необратимый характер, обнаруживая себя на всех уровнях экономических связей. В ходе глобального кризиса формируется и получает мощный толчок в развитии новая модель компании, новая модель рынков, новая модель управления национальной экономикой и новая система миропорядка*. Так, с 2000-х гг. в мире стали все шире распространяться мультилокальные сетевые компании, построенные не на централизованном контроле, как классическая мультинациональная корпорация, а на коллаборации множества независимых организаций и гражданских лиц, включая потребителей, поставщиков, партнеров и прямых конкурентов. Эта децентрализованная модель организации бизнеса резко снижает производственные и трансакционные издержки, поскольку риски, выигрыши, компетенции и ресурсы, связанные с реализацией новых проектов, распределяются по глобальной сети контрагентов .

Процесс кластеризации приобрел в современных условиях повсеместный характер, позволяющий структурировать взаимосвязи всех подсистем в мировом рыночном пространстве, занимая промежуточную позицию между рынком и иерархией. Являясь гибридной конструкцией кластеры имеют открытые границы для привлечения новых участников, подвижную внутреннюю структуру и способность к быстрой реконфигурации, а также они хорошо интегрированы - вокруг совместной проектной идеи и координирующей работы сетевых платформ.

По оценке американских аналитиков, глобальная тенденция возрастания числа, экономической мощи и политического влияния трансграничных сетей всех видов четко обозначилась в 2016 г., а к 2025 г. мир изменится до неузнаваемости. Смещение влияния суверенов идет по трем направлениям: вовне - к внесуверенным игрокам (неформальные сети госчиновников, международные деловые сообщества, альянсы НГО), вниз - на локальные уровни (к внутригосударственным регионам) и вверх - на уровень международных организаций и трансграничных макрорегионов .

Сегодня становится объективной реальностью, что постиндустриальный глобализированный мир - это не просто многополярное, а многомерное сетевое пространство, где отношения гегемонии и привычной субординации отсутствуют. В этой сверхдинамичной среде зарождаются новые структурообразующие звенья: транснациональные сетевые альянсы - вместо суверенных государств и трансотраслевые кластерные сети - вместо промышленных отраслей. Дальнейшая кластеризация мировой экономики приведет к образованию еще более мощных сетевых систем, действующих поверх границ стран и территорий, что со временем деформализует и политический миропорядок: вместо регионов как административных образований возникнут региональные сетевые сообщества, объединенные совместной проектной идеей .

Научные представления о современных кластерах сложились под влиянием нескольких направлений экономической мысли и сильно разнятся. Наиболее точную трактовку можно получить из работ, относящихся к школе М. Портера. Причем здесь следует опираться не столько на понятие производственных кластеров (industrial clusters), введенное Портером в 1990 г. в качестве элемента «модели алмаза» , сколько на его более поздние исследования, начиная с 1998 г. Основываясь на инновационных эффектах, наблюдаемых в Кремниевой долине, Портер предлагает рассматривать кластеры в трех измерениях.

Во-первых, как пространственно локализованные структуры, имеющие территориальный охват, который может варьироваться от одного региона или города до страны или даже нескольких соседних стран.

Во-вторых, как неиерархичную сеть индивидов, фирм и связанных с ними организаций из различных институциональных секторов (исследовательские центры, государственные агентства, иные институты). Все эти игроки сгруппированы в определенной сфере деловой активности и связаны друг с другом через различные экономические каналы и каналы передачи знаний. Портер подчеркивает, что успешные кластеры не являются иерархичными структурами, а представляют собой «матрицы подвижных и перекрывающихся (overlapping) взаимосвязей» между участниками .

В-третьих, Портер анализирует кластеры как участок особой бизнес-среды, где игроки действуют на принципах общности (commonalities) и взаимодополняемости (complementarities) так, что их партнерская близость «повышает частоту и значимость их взаимодействий по линии как кооперации, так и конкуренции» .

Первоначально теория Портера не раскрывала при этом ни механизма их образования, ни их организационного устройства. Поэтому в 1990-е гг. понятие «кластер» рассматривалось главным образом как узкая аналитическая конструкция (одна из четырех граней «алмаза»), а появление кластерных сетей - как результат естественной эволюции рыночного пространства, не связанный, согласно воззрениям Портера, с какими-либо целенаправленными усилиями властей.

Вместе с тем в 2000-е гг. руководители различных стран и территорий вычленили кластерную идею из «модели алмаза» и трансформировали ее в многофункциональный инструмент практической политики, рассматривая кластеры как объект целенаправленного созидания - и со стороны участников рынка (выдвижение кластерных инициатив), и со стороны государства (кластерная политика и формирование кластерных программ). Они стали выдвигать стратегические проекты по созданию кластеров мирового уровня (особенно в новейших секторах), пытаясь воспроизвести конструкцию успешных полюсов роста типа Кремниевой долины .

Наиболее применимы в мировой практике две крупные разновидности кластера - особые производственные агломерации и особые сетевые экосистемы. Процессы глобализация мировой экономики в последней четверти XX в. создали условия для формирования глобальных компаний и для замещения локальных самодостаточных производственных сетей глобальными ценностными цепочками (global value chains), которые горизонтально пронизывают сектора и страны, обеспечивая растущую диверсификацию мирового производства.

Как результат - создание на различных территориях локальных производственных сетевых узлов, которые и являются кластерами, обладающими весомым преимуществом - углублением международного разделения труда. Организационное оформление кластеров - это, как правило, группы компаний нескольких отраслей, которые благодаря сетевой открытости опираются на динамичное сочетание локальных и глобальных ресурсных потоков, что обеспечивает глокализацию ре- сурсооборота. Циркулирующие потоки финансового и физического капитала имеют глобальную мобильность, потоки социального капитала привязаны к ландшафту территории (формирование сетевых связей во многом зависит от специфики местного бизнес-климата), а потоки человеческого капитала обладают смешанной мобильностью. Кластерные сети в инновационной экономике имеют вид, представленный на рис. 5.2.

Рис. 5.2.

Специфика ресурсооборота делает кластеры уникальным механизмом, который локализует глобализированное производство на уровне отдельных территорий и тем самым придает ему необходимую упорядоченность, формируя современную модель стратификации экономических систем.

По сравнению с отраслевой моделью она обеспечивает более тонкую диверсификацию производства, порождая распространение высокоспециализированных регионов (пространственная диверсификация), где размещаются высокоспециализированные сектора (структурная диверсификация, опирающаяся на группы связанных отраслей).

Образование кластеров, гибко реагирующих на изменения потребностей рынка, позволяет региональным экономикам последовательно углублять специализацию, сосредоточиваясь на новых и все более утонченных видах деятельности (процесс, получивший название sophistication). Такие экономики быстро осваивают уникальные, единственные в своем роде производственные компетенции и приобретают уникальные сравнительные преимущества (по качеству, стоимости или особым свойствам создаваемого продукта), что принципиально повышает их инвестиционную привлекательность. В итоге территории, где появляются кластеры, успешно привлекают глобальных инвесторов, что помогает им внедриться в глобальные сети и вписаться в ситуацию глобальной конкуренции .

Одновременно кластеры играют критически важную роль в улучшении конкурентных позиций и самих приходящих в регион инвесторов. Международные компании, отдающие сегодня подавляющую часть своих операций на аутсорсинг, получают устойчивые конкурентные выигрыши от того, что могут гибко комбинировать географию факторов производства. Размещая ресурсы и бизнес-функции в специализированных кластерах по всем территориям мира, эти игроки стараются выбрать для каждой функциональной задачи именно тот кластер, где она решается наиболее эффективно. Тем более что международная конкурентоспособность компаний зависит теперь не столько от их индивидуальных сравнительных преимуществ или от преимуществ страны их происхождения, сколько от того, в каком конкретном региональном кластере мира эти компании размещают свои мощности . Причем для захода в кластер и использования выгод его динамичной сетевой среды ведущие мульти- и транснациональные корпорации трансформируются в мобильные мультилокальные компании, состоящие из множества функционально взаимосвязанных, но юридически независимых фирм самого разного размера .

Современные кластеры считаются наиболее благоприятной структурой для генерирования интерактивных инноваций на основе коллективных действий именно по той причине, что охватывают широкую сеть независимых агентов различного профиля (отраслевого, функционального и институционального), которые взаимно поддерживают друг друга в ходе коллаборации . Инновационная природа современных кластеров определяется не их передовой специализацией, а их уникальным институциональным дизайном. Основанный на модели спирали, он составляет разительный контраст с устройством других типов территориально-производственных агломераций (рис. 5.3).

Примером могут служить итальянские «промышленные округа» (200 агломераций малых и средних фирм), производившие начиная с 1970-х гг. львиную долю итальянского экспорта . Другой пример - японские финансово-промышленные группы «кэйрэцу», сумевшие в 1970-1980-х гг. обойти вертикальные американские холдинги на мировых рынках автомобилей и электроники . Хотя подобные агломерации с широкой опорой на малый и средний бизнес часто именуют в литературе индустриальными, или промышленными, кластерами, они сильно отличаются от инновационных экосистем, использующих механизмы коллаборации.

Рис. 5.3. Эволюция дизайна производственных агломераций: достижение синергии 2

Полноценные кластеры, рассчитанные на инновационный тип роста, получают толчок к развитию только в постиндустриальную эпоху. Их конкурентные преимущества связаны не только и не столько с территориальной близостью участников, сколько с их функциональной взаимозависимостью и взаимодополняемостью.

Так, в странах Скандинавии инновационными считаются только те объединения, где сложилась тройная спираль, причем они могут формироваться как в новейших секторах (скажем, сектор наук о жизни), так и в традиционных (например лесная промышленность). На таком принципе спонтанно развивается Кремниевая долина в США, на нем же по программному варианту успешно построен транснациональный биотехнологический кластер ScanBalt BioRegion в Северной Европе, причем оба мегакластера организованы как разветвленные сети сетей (networks of networks).

У спех Кремниевой долины был обеспечен деятельностью нескольких сетевых платформ, которые продвигали ее развитие, реализуя принцип тройной спирали. Многостороннее партнерство университетов, компаний, изобретателей, индивидуальных предпринимателей и прочих организаций сделали долину мировым центром сначала инженерной науки, затем - микроэлектроники, полупроводников, компьютеров и, наконец, ИКТ . Сегодня здесь сформировалась мощнейшая инновационная экосистема, самоуправляемая через сетевые ассоциации различных игроков. Она успешно привлекает инноваторов со всего мира (в 2010 г. 30% стартапов было создано иммигрантами) и является эпицентром многочисленных венчурных проектов (40% венчурных инвестиций США) . К началу текущего десятилетия в ведущих странах мира кластеризацией было охвачено около половины экономики, а более 100 стран и регионов мира располагали тем или иным вариантом кластерной политики, основанной на портеровской концепции.

Россия присоединилась к этой сотне в июне 2012 г., сформировав Перечень пилотных программ развития инновационных территориальных кластеров, куда по итогам конкурсного отбора вошли 25 кластерных проектов с высоким научно-техническим потенциалом (большинство из них реализуется на территориях, уже имеющих особые льготы, - в наукоградах, ЗАТО, особых экономических зонах). Хотя российское правительство намерено поддерживать эти региональные проекты немалыми бюджетными средствами, перспектива образования в стране динамичных инновационных кластеров достаточно слаба. В условиях России проблема заключается не только в том, что отобранные кластеры фактически создаются по решению «сверху», т.е. их модели и специализация не прошли предварительного «тестирования рынком», на чем настаивает школа Портера. Хуже то, что организационное устройство кластеров «завязано» на индустриальный тип роста, т.е. в лучшем случае в стране могут появиться протокластеры производственного типа, несмотря на провозглашенную инновационность создаваемых структур.

Таким образом, реалии постиндустриального общества таковы, что государство уже не справляется в одиночку с управлением сложными системами, работающими в онлайновом режиме, что ставит вопрос о максимальной социализации системы управления в виде «плюрализма функций, а не одной политической власти» или, по мысли Друкера, о переходе наций к «плюрализму автономных организаций, основанных на знаниях» .

О том же функциональном плюрализме говорит и Портер, отмечая, что современная модель управления «делает экономическое развитие результатом процесса коллаборации, в который вовлечены различные уровни власти, частные компании, образовательные и научные институты, общественные организации» .

Пионерами постиндустриального транзита, сумевшими дальше других продвинуться по пути формирования сетевой экономики и сетевого общества, являются скандинавские страны. Их технологический рывок и передовые конкурентные позиции по ряду новейших производственных направлений обеспечены прежде всего тем, что они вышли в мировые лидеры в плане социализации управления, развитости национальных инновационных систем и степени информатизации общества. В рейтинге сетевой зрелости, наряду с абсолютным мировым лидерством Швеции, три другие скандинавские страны (Финляндия, Дания и Норвегия) вошли в 2012 г. в первую семерку, опережая даже США .

Становление сетевого уклада - не только вызов, но и возможность. Глобальное распространение сетевых структур позволяет экономическим системам развиваться скачкообразно, за счет внутренней реконфигурации, что открывает отстающим экономикам объективный исторический шанс для инновационного рывка - даже при недостроенной индустриальной базе и незавершенной рыночной трансформации.

• Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М. :ГУ ВШЭ, 2000.
• Муравьев В.А. Информация в международном бизнесе: автореф. дис.... канд. экон.наук. М., 2003.
• Kelly К. New Rules for the New Economy: Twelve Dependable Principles for Thrivingin a Turbulent World // Wired. 1997. № 5.
• Смородинская Н.В. Смена парадигмы мирового развития и становление сетевойэкономики // Экономическая социология. Т. 13. № 4. URL: www.ecsoc.hse.ru
• Катуков Д.Д., Малыгин В.Е., Смородинская Н.В. Институциональная среда глобализируемой экономики: развитие сетевых взаимодействий. М. : Институт экономикиРАН, 2012. С. 8.

Syktyvkar: Syktyvkar University Publishing House, 1998

В.И.Ильин

ОБЗОР КОНЦЕПЦИЙ

Существует целый ряд теоретических концепций, объясняющих социальную сущность государства, что дает ключ к пониманию содержания и направленности его экономической политики [см. подробнее 22]. Среди всех концепций государственной власти, на мой взгляд, более всего подходит к пониманию российских реалий теория властвующей элиты. Данная концепция была разработана Р.Миллсом на американском материале и несет на себе сильный отпечаток американских реалий. Основная ее идея состоит в том, что триумвират ведущих групп большого бизнеса, военные и политические круги, окружающие президента США, формируют “правящую элиту”, принимающую все исторические для страны решения. При переносе на российскую почву эта теория требует существенных корректив. Главная из них состоит в том, что российский крупный бизнес, несмотря на формирование финансовой олигархии, еще не играет такой большой роли в этом “триумвирате”, как американский. Следующий этап корректирования теории обусловлен выходом с общенационального на региональный уровень. Эта проблематика нашла отражение в американских исследованиях политической и социально-экономической жизни малых городов, начавшихся в середине 1930-х гг. . На этом уровне отпадает такой участник властвующей элиты, как военное руководство. Весьма высокий уровень централизации российской административной и экономической жизни обусловливает подчинение существенных компонентов республиканской экономики московской властвующей элите и ограничивает компетенцию элиты региональной.

Властвующую элиту можно представить как социальную сеть более или менее устойчивых неформальных отношений, соединяющих воедино несколько функциональных элит, обладающих властными функциями. Формально самостоятельные, независимые друг от друга структуры в реальности оказываются тесно переплетенными в результате того, что позиции в них занимаются одними и теми же людьми, а формальные социальные отношения искажаются существованием неформальной социальной сети.

Основные положения теории властвующей элиты перекликаются с сетевой теорией, исходящей из того, что экономическая деятельность имеет социальные корни и в процессе взаимодействия предприятия устанавливаются долгосрочные связи, формирующие сеть. Через эти сетевые отношения партнеры на рынке получают доступ к ресурсам, контролируемым другими партнерами [См.: 16. С.3]. Социальные сети, в которые включены предприятия, можно ограничить экономической сферой лишь в чисто аналитических целях, абстрагируясь от широкого контекста во имя облегчения понимания проблемы. В реальности эти социальные сети включают как государственные органы, так и отдельных чиновников, действующих в качестве самостоятельных субъектов, преследующих собственные интересы. В результате ресурсы политического поля включаются в сугубо экономические отношения, а ресурсы экономического поля оказываются важным фактором формирования политико-административной структуры.

Концепция патрон-клиентских отношений, широко используемая в политологии, обычно ограничивается политико-административной сферой: патрон, занимающий политически важную позицию, оказывая услуги, давая защиту и поддержку своим клиентам, сам приобретает их политическую поддержку и опирается на занимаемые "клиентами" позиции . Патрон-клиентские отношения – это устойчивая социальная сеть личных отношений, границы которой не совпадают с границами формальных организаций и их подразделений. В классическом варианте патрон-клиентские отношения приобретают форму сети отношений политической лояльности и взаимных обязательств, связывающих членов различных социальных слоев [См.:23. С.61]. В номенклатурной системе, для которой был характерен довольно высокий уровень ротации кадров между административной и хозяйственной сферами, неизбежно формировались разветвленные патрон-клиентские отношения, легко связывавшие руководителей предприятий с ответственными работниками региональной административной системы. Эта социальная сеть, возникнув в советский период, не могла при эволюционном характере переживаемых страной трансформаций не связывать воедино руководителей разных сфер и в постсоветский период.

Сетевая теория рассматривает властные отношения как допустимые в сети, но лишь в качестве временных. Если они становятся постоянными, то само понятие сети нарушается и данная организация экономической деятельности трансформируется в иной способ организации . Этот вывод с большими оговорками применим лишь к чисто экономическим сетям, формирующимся в рыночном контексте. В то же время социальные сети смешанного характера (предприятие – министерство, предприятие – налоговая служба, дочернее – материнское предприятие и т.п.) в качестве своего ядра и причины содержат именно властные отношения и приобретают специфический характер патрон-клиентских отношений. Социальная сеть несет в себе элементы иерархии, порождаемой неравенством экономических, политических и административных ресурсов ее участников.

Вышеперечисленные теории описывают один и тот же универсальный феномен, но каждая в пределах определенной науки: социологии, маркетинга и политологии соответственно. Реальная же жизнь не совпадает с междисциплинарными границами, поэтому необходим сквозной анализ неформальных социальных сетей, пронизывающих и связывающих разные сферы общественной жизни, в том числе политико-административную и экономическую. С одной стороны, ресурсы экономического поля оказываются мощным фактором формирования политической и административной структур государства и без их учета логика трансформации этих структур предстает совершенно искаженной. С другой стороны, экономическое поле оказывается под мощным воздействием органов административной и политической власти, поэтому попытки анализировать его в рамках сугубо рыночных отношений спроса и предложения не могут не вести к примитивизации формирующейся картины.

ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Интерес – это объективно оптимальный способ социального самоутверждения субъекта, в качестве которого могут выступать и отдельный индивид, и мелкая организация, и целое государство [См. подробнее 6]. Его носителем выступает любой субъект общественных отношений – индивид, группа или организация любого масштаба.

Социальный интерес государства в экономической сфере состоит в наращивании его экономической мощи, измеряемой прежде всего размером государственного бюджета. Эта цель достигается двумя противоположными путями: во-первых, через государственное участие в производстве, варьирующееся от государственного способа производства (как в СССР) до государственно-капиталистического уклада в рыночной экономике; во-вторых, через налогообложение независимых от государства экономических субъектов (фирм и индивидов). В современной России происходит быстрый переход от почти безраздельного господства первого способа к доминированию второго.

В рыночной экономике государственный интерес в экономической сфере реализуется в первую очередь косвенно, через создание максимально благоприятных условий для реализации частных интересов негосударственного сектора, следствием чего является рост налогооблагаемой базы и рост государственного бюджета. В силу этой логики экономической политики наиболее крупные налогоплательщики рассматриваются государством как наиболее важные объекты государственной политики: им оказываются максимальное внимание, поддержка, их в первую очередь стремятся уберечь от краха и кризиса, используя государственный потенциал. Несмотря на политические декларации о нейтральности государства, эта тенденция явно обнаруживается во всем мире. В России же она особенно отчетлива. Именно крупный бизнес - в центре государственного покровительства.

В постсоветской России государство как на федеральном, так и на региональном уровнях оказалось не в состоянии создать благоприятную рыночную среду. Экономика в течение всех 1990-х гг. погружалась в пучину кризиса, удивляя страну и мир тем, что дно каждый год оказывалось все еще недостигнутым. Экономический спад неизбежно сокращает объем государственных доходов.

В силу этого единственным стратегическим способом реализации государственного экономического интереса стала фискальная политика по отношению к терпящим бедствие предприятиям. Это закономерно формирует антагонизм интересов государства и частного бизнеса: реализация государственного интереса в его фискальной форме ускоряет банкротство предприятий, а реализация интереса тонущих частных предприятий в современных условиях означает уход от налогов и подрыв бюджета, что углубляет и без того глубокий кризис государства.

Надежды на чудо приватизации оказались еще более утопичными, чем надежды раннего большевизма на чудо национализации. Во-первых, в силу шокового характера приватизации государственное имущество было распродано за бесценок и часто в руки собственников, не заинтересованных в повышении эффективности его использования. Во-вторых, резервы получения дохода от приватизации стали подходить к концу столь же быстро, как и сама приватизация, не оставляя надежд на сохранение этого источника в будущем. Государственная собственность оказалась исчерпанной в считанные годы, а ее реализация в ходе "рыночных реформ" не привела ни к подлинному рынку, ни к росту государственных доходов. Поэтому если судить о приватизации не по декларациям о намерениях, а по результатам, то вполне обоснованно можно предположить, что в ее основе лежали интересы, далекие от интересов как государства, так и экономики.

За шумом громких дискуссий о приватизации государственной собственности как-то совершенно незамеченным оказался факт гораздо более важной приватизации, объектом которой стало само государство. Суть этого процесса состоит в том, что в постсоветской России государство перестало быть единым субъектом, имеющим комплекс органически взаимосвязанных интересов, реализуемых через механизм государственной политики, в том числе и экономической. Некогда относительно единый государственный интерес расслаивается на комплекс часто неоднородных, противоречивых и даже взаимоисключающих интересов центрального и регионального аппаратов, отраслевых ведомств и частных интересов чиновников. Как в экономике формируется частная собственность в разных формах – от акционерных компаний до индивидуальных предпринимателей, так и в государственном аппарате образуются своего рода “АО” и “ИЧП”, представленные отдельными отраслевыми или региональными органами политической и административной власти и отдельными чиновничьими позициями. Их приватизация проявляется в выходе на первый план личных и групповых интересов, оттесняющих на задний план интересы государства.

До приватизации государственной собственности госаппарат и органы хозяйственного управления были двумя сторонами одной медали. В ходе приватизации эта формальная связь оказалась подорванной. На ее место стала приходить новая система отношений. С одной стороны, все фирмы действуют в административно-правовом пространстве рынка, формируемом государством. С другой стороны, формируется неформальная или полуформальная сеть социальных отношений, связей, смысл которых состоит в завоевании и поддержании привилегий, исключительности. Исключения же дают фору в конкурентной борьбе. Приобретая устойчивый характер, они превращаются в относительно стабильную социальную сеть. Такие отношения являются сетевыми, если они обусловлены не общегосударственными, а неформальными частными, групповыми или индивидуальными интересами их участников.

В период приватизации интересы чиновничества и руководителей предприятий тесно переплелись: обе группы оказались материально заинтересованными в быстрой и дешевой приватизации государственной собственности, что обеспечило успех этой радикальной реформы отношений собственности. Первоначально 45% средств, вырученных от приватизации объектов республиканской собственности, шло в бюджет Республики Коми (РК), по 4,5% - Фонду Госимущества и Комитету по управлению имуществом РК. Летом 1993 г. Верховный Совет РК скорректировал эти пропорции: в казну стало поступать 19%, а Фонду и Комитету – по 17,5%. Часть этих сумм была использована на беспроцентные ссуды чиновникам, что не могло не сделать их лично заинтересованными в быстрой приватизации . Насколько при этом совпадали общегосударственные и групповые чиновничьи интересы – особый вопрос.

Тенденция к утрате государством своей нейтральности в экономической политике проявляется в принятии решений, которые создают явные преимущества отдельным избранным фирмам. Механизмы, мотивация этих решений часто остаются скрытыми. Однако сам факт таких решений свидетельствует о действии внутри государственного аппарата частных интересов.

Обычно такие решения тщательно скрыты от глаз либо очень трудно доказать, что они носят не нейтральный характер, принимаются вне контекста сетевых обязательств. Однако время от времени они обнажаются. Один из многих примеров такого рода отношений – действия В.Кузнецова на посту председателя комитета по управлению госимуществом РК. В 1994 г. он, являясь должностным лицом, выступил поручителем при получении совместным предприятием “Нордлес ЛТД” льготного кредита в АКБ “Комибанк”. Значительная часть кредита в срок возвращена не была, и банк выставил счет поручителю – министерству по управлению госимуществом и приватизации, ставшему правопреемником ликвидированного комитета (112 млн руб.). В 1995 г. было возбуждено уголовное дело по факту превышения служебных полномочий .

За спиной многих других получателей кредитов также стояли и стоят открыто или закамуфлированно участники социальной сети из государственных структур. В интервью многие предприниматели и менеджеры описывали простой механизм действия такой сети: частные, но ответственные лица из государственных или финансовых организаций способствуя получению частной фирмой кредита, получают его часть в качестве теневых участников сделки.

Рынок вторгается в совершенно чуждую для него сферу - административную систему государства. Результатом является особая форма бюрократизма, в основе которой лежат товарно-денежные отношения в сфере предоставления управленческих услуг. Их субъектами выступают отдельные чиновники, преследующие свои частные, а не государственные интересы. Это не может не порождать острого кризиса государства, которое оказывается не в состоянии выполнять на должном уровне свои основные функции в экономической сфере. Чиновник-“бизнесмен”, торгующий управленческими услугами, не может не быть стопором в государственной машине. В то же время он выступает как одно из серьезнейших препятствий на пути развития частного бизнеса, поскольку существенно повышает издержки производства и обращения, в результате отвлечения экономических ресурсов на создание и поддержание социальных сетей, связывающих данную фирму с определенной государственной структурой или отдельным чиновником (взятки в явной и замаскированной формах).

Объективный частный интерес чиновника, как и любого иного работника, состоит в получении максимального вознаграждения за свой труд. Поскольку же многие чиновники оказывают управленческие услуги непосредственно их потребителям, то этот интерес выливается в заинтересованность получения дополнительной, неофициальной оплаты этих услуг.

Наиболее состоятельными клиентами чиновников являются бизнесмены; соответственно, объективный частный чиновничий интерес связан именно с этим слоем. С крупным бизнесом рядовому чиновнику торговаться трудно, поскольку крупные фирмы могут выходить прямо на политические фигуры региона, поэтому частный бюрократический интерес заостряется на мелком и среднем предпринимательстве.

На этом направлении он может наиболее эффективно реализовываться через усиление государственного контроля частного бизнеса (прежде всего мелкого и среднего), через расширение прав государственных органов на выдачу разного рода разрешений. Под прикрытием идеологии государственной защиты общенародных интересов в этой форме пробивает себе дорогу стремление чиновников расширить возможности продажи в частном порядке своих услуг мелким и средним предпринимателям, которые обладают тремя важными характеристиками: (1) они политически беззащитны (у них нет выхода на крупных политиков и сами они не организованы); (2) у них достаточно сильна личная материальная заинтересованность в том, чтобы пробивать в госорганах исключительные правила для своих фирм; (3) они достаточно состоятельны, чтобы неучтенными деньгами (“черным налом”) расплачиваться за свои услуги с чиновниками.

Глава Сыктывкара Е.Борисов на административном совете города в конце ноября 1997 г. прямо заявил:

У нас сегодня существует три криминальных отдела - жилищный, торговый и отдел внешних связей и развития предпринимательства.

На робкие возражения присутствующих, что предприниматели оплачивают услуги по собственной воле, мэр ответил:

Да пока он вам не заплатит, вы к каждой запятой будете цепляться... .

Разовый подкуп – это сугубо рыночное отношение, имеющее тенденцию перерастания в устойчивую связь. В результате образуются социальные сети, по которым идет обмен услугами, деньгами, товарами и информацией между отдельными фирмами и чиновниками в госаппарате.

Сеть опирается на взаимные обязательства, под которыми понимаются усилия по поддержанию взаимосвязи, необходимой для каждой стороны. Обязательство подразумевает как социальную ангажированность, так и использование ресурсов для поддержания взаимоотношений. Это ключ к пониманию сети. Без взаимных обязательств долгосрочные отношения невозможны . Государственные органы и чиновники, создавая привилегии для отдельных фирм, делая исключения для них из общих правил рыночной игры, установленных административно-правовыми нормами, подчеркивают этим наличие особой связи и вкладывают в ее поддержание имеющиеся у них административные ресурсы. В свою очередь и частные фирмы, участвующие в этой сети, вкладывают доступные им экономические ресурсы в ее поддержание. Этот вклад варьируется от небольшой взятки мелкому чиновнику до крупного вклада в финансирование избирательной кампании крупного политика. Нарастающий с каждым годом масштаб избирательных кампаний регионального уровня в РК дает веское основание предполагать, что частный бизнес очень активно втягивается в исполнение своей доли обязательств по поддержанию социальной сети.

ПОЛИТИКУ

1. Политические интересы бизнеса

Любой рынок, включая теневой, регулируется с помощью неэкономических регуляторов. Важнейшим среди них является административно-правовое регулирование со стороны государства, которое исходя из политической ориентации властвующей элиты может всячески тормозить развитие рыночных отношений или, наоборот, их насаждать, быть нейтральным арбитром в рыночной конкуренции или заинтересованным союзником отдельных ее участников. Поэтому экономические интересы частного бизнеса не могут не трансформироваться в интересы политические, суть которых состоит в использовании государственной власти для формирования благоприятной административно-правовой среды.

Борис Березовский, являющийся самым политизированным и публичным бизнесменом России, так сформулировал свое понимание содержания устремлений частного капитала в области власти: “Очевидно, что капитал хочет, чтобы были созданы условия для его нормального функционирования в стране. А власть должна понимать это требование капитала и трансформировать его в законодательную, в исполнительную власть. При этом никакой претензии на власть у капитала не существует в России. У капитала есть претензия, что власть слишком медлительна и часто нечувствительна к тому, что требует капитал” .

Объективные политические интересы частного бизнеса можно условно разделить на три группы. Первая группа – это благоприятная административно-политическая среда для равной конкурентной борьбы всех фирм. В этом случае государство выступает в качестве нейтрального арбитра, следящего за соблюдением установленных им правил рыночной игры. Вторая группа – это благоприятная административно-политическая среда для отдельных групп фирм, отраслей, корпораций и т.д. Третья группа – это исключения из установленных административно-правовых норм, привилегии для отдельных фирм, предоставляемые государственными органами.

Все фирмы зависят от административно-правовой среды рынка, поэтому они имеют осознанный или неосознанный политический интерес. Однако из этого отнюдь не следует стремление всех бизнесменов участвовать в политической жизни или лоббировать государственные органы.

Основная часть бизнесменов понимает, что от них мало что зависит, что каждый из них не в состоянии оказать влияние на процесс принятия законов и подзаконных актов даже на уровне республики. Отсюда – политическая пассивность, стратегия адаптации к неконтролируемой среде.

Значительная часть предприятий, имея объективную заинтересованность в благоприятной для бизнеса в целом административно-правовой среде, не имеет группового или частного политического интереса: власть не в состоянии даже при наличии желания существенно улучшить их рыночную ситуацию с помощью льгот и привилегий. Поэтому данная группа предприятий дистанцируется от государственных органов, от чиновников, не видя проку от создания дорогостоящих сетей, включающих их.

В то же время имеются предприятия, чья рыночная ситуация зависит от частных отношений с государственными органами или отдельными ответственными чиновниками весьма существенно. Для успешной деятельности или даже просто для выживания им нужны квоты, разрешения, государственные гарантии, налоговые льготы и т.д. Именно эта часть бизнесменов активно участвует в формировании социальных сетей, включающих государственные органы или (чаще всего) отдельных ответственных чиновников. Эта часть бизнеса особенно активно сращивается с политикой и администрацией.

Одной из важнейших характеристик рыночной среды является ее стабильность, поддержание которой входит в число главных функций государства, поэтому отношение бизнеса к политике нередко опирается на этот критерий. Во время предвыборных кампаний 1990-х гг. в обществе, в том числе и в бизнес-среде, нередко звучал такого рода аргумент в пользу кандидатов нынешней власти: “От них, по крайней мере, известно, что можно ожидать, а как поведут себя новые – трудно сказать” или “Эти уже наворовались, а новые все начнут сначала”. Именно эта логика лежала в основе решения большинства бизнесменов поддержать Ельцина на президентских выборах 1996 г. Эта логика лежит в основе часто проявляющегося политического консерватизма предпринимателей, опасающихся, что любые перемены чреваты только ухудшением рыночной ситуации. Для большинства бизнесменов эта политическая позиция ограничивается простым использованием своего права голоса на выборах представительных органов власти или глав исполнительной власти. Однако та группа бизнесменов, рыночная ситуация которых зависит от тесных отношений с властью, активно участвует в политическом процессе.

Деление общества на сферы общественной жизни – научная абстракция. Экономика не отделена от политики и администрации сколько-нибудь четкой границей. Поэтому экономические и политические интересы часто переплетаются, одни и те же индивиды играют как политические, так и экономические роли. Размытость границ между сферами ведет к тому, что рамки действия чисто экономической, административной или политической рациональности оказываются весьма ограниченными. За их пределами истина превращается в заблуждение, прибыль - в убыток, издержки – в доходы и т.д. Так, рыночная конкуренция во многих случаях приобретает форму борьбы за подключение к политическим и административным сетям, которые рассматриваются конкурентами-бизнесменами как рычаг улучшения рыночной ситуации своих фирм. Отсюда феномен, необъяснимый в рамках логики рационального экономического поведения: бизнесмен отрывается от своего дела, которое часто в этот момент идет далеко не успешно, и бросается в политическую борьбу или начинает административную карьеру.

Многослойность политических интересов капитала (общих, групповых и частных) ведет к формированию разных стратегий воздействия частного бизнеса на власть: индивидуальной и групповой. Фирмы, чья рыночная ситуация зависит от их поддержки государственными органами, обычно используют индивидуальную стратегию борьбы за подключение к политико-административным сетям для получения привилегий, льгот, исключений из правил. При этом чем хуже общие условия развития частного бизнеса, тем легче добиться привилегий, тем выше их эффект. Разумеется, добиться привилегий для отдельной фирмы легче, чем изменить административно-правовую среду для всего бизнеса. Кроме того, экономический эффект борьбы за исключение из правил выше, поскольку достижение этой цели означает подрыв рыночной ситуации конкурентов. Этот путь представляется наиболее эффективным для реализации интересов отдельной фирмы, но в то же время он пагубен для частного бизнеса в целом, ибо ведет к ухудшению общей рыночной инфраструктуры, создаваемой государством (прежде всего политико-административной среды). Фирмы, имеющие доступ к властным сетям, объективно заинтересованы в сохранении неблагоприятной рыночной среды, которая бьет по их конкурентам, но не задевает привилегированные фирмы, оказавшиеся в зоне исключений. Отсюда такой парадокс: идущее год от года усиление влияния частного бизнеса на власть не ведет к заметному прогрессу в формировании настоящего рынка. Возникновение национальной и региональной олигархии не только не ускоряет движение страны к формированию реального рынка, но, наоборот, тормозит это движение не меньше, если не больше, чем коммунистическая оппозиция.

3.2. Вклад бизнеса в поддержание сетей

Наличие социальной сети власть-бизнес – это обоюдоострое оружие. С одной стороны, включенность частной фирмы в такую сеть открывает доступ к новым ресурсам, контролируемым государством, дает преимущества в конкурентной борьбе. Но с другой стороны, она создает риск превращения коммерческого предприятия в карманную фирму государственных органов и отдельных ответственных чиновников, что чревато вторжением политико-бюрократической рациональности в качественно иную логику рынка. Такой симбиоз ведет к огромным издержкам по поддержанию сети власть-бизнес и к принятию экономически иррациональных решений, которые, между тем, могут быть политически вполне разумными.

Классический пример эффективности и пагубности таких сетей – история АКБ “Комибанк”, который первоначально рос как на дрожжах благодаря именно включенности в сеть власть-бизнес, а потом этот же фактор стал одной из причин его краха.

АКБ “Комибанк” оказался вовлечен в весьма привлекательную схему: его кредитные ресурсы на 60% формировались за счет кредитов Центрального Банка РФ, выдававшихся на финансирование экономики республики . Разумеется, причина попадания именно этого банка в данную схему лежала в его прочной включенности в институциональную сеть власть-бизнес, которая сама по себе давала приток в банк огромных средств. Это была выплата властью своей доли за поддержание сети.

Любая социальная сеть строится на принципе взаимности. “Комибанк” должен был вносить свою лепту в поддержание этой сети, выдавая уже от своего имени кредиты предприятиям, отобранным государственными органами и отдельными чиновниками далеко не по экономическим критериям. Кредиты, рациональные с точки зрения политики или частных интересов ответственных руководителей республики, часто оказывались безнадежными, и получатели были не в состоянии их вернуть. Однако перед Центральным Банком России ответственность за кредиты несло не правительство РК или отдельные чиновники, а АКБ “Комибанк”, который был вынужден расплачиваться за чужие долги.

Поверх институциональной сети неформальных отношений республиканского правительства и коммерческого банка сформировалась и сеть отношений индивидуального уровня: ответственный чиновник - ответственный работник банка. Платой банка за поддержание этой социальной сети стали поразительно льготные (порою до 2003 г. под 5-10% годовых) кредиты физическим лицам, выданные в разгар инфляции 1992-1993 гг. Среди получателей этих кредитов заметное место занимали ответственные работники разных государственных органов. Общий долг физических лиц составил около 1,4 млрд старых рублей. Никто из них не вернул свой долг по собственной инициативе. После сильного нажима ликвидационной комиссии банка часть кредитов была возвращена, но все равно к середине 1997 г. долг этой категории людей составлял 1,6 млрд руб. (200 чел.) , к началу 1998 г. - 788 млн руб. . Формально в этом нет ничего предосудительного, так как время возвращения кредитов, оговоренное в договорах, еще не подошло.

Наиболее распространенной формой вклада коммерческих структур в поддержание социальных сетей являются открытые и скрытые пожертвования на проведение избирательных кампаний тех или иных местных политиков. Вкладываются средства в поддержание социальных сетей и с помощью субсидирования зарубежных поездок отдельных ответственных чиновников.

3.3. Хождение во власть

В постсоветской России вошло в оборот понятие “хождение во власть”, описывающее периодический уход бизнесменов во властные законодательные и исполнительные структуры. Среди “ходоков” - почти исключительно представители крупного и среднего (для республиканского и городского уровня) бизнеса. Суть этого процесса состоит обычно не в отказе от бизнеса, а в подключении своей фирмы к политико-административным сетям.

Почти полное отсутствие мелких бизнесменов среди “ходоков” объясняется двумя причинами. Во-первых, для избрания в законодательные органы требуются значительные финансовые ресурсы, конвертируемые в процессе избирательной кампании в ресурсы политические. С каждым годом объем необходимых для избрания ресурсов становится все больше и больше. Иначе говоря, для подключения к коммуникационным сетям, связывающим кандидата с массой избирателей, требуются огромные денежные ресурсы. Это отсекает мелкий бизнес от избирательной гонки.

Во-вторых, для попадания бизнесмена в ряды ответственных чиновников необходимо быть заметным на региональном горизонте. Для этого надо либо возглавлять фирму, играющую существенную роль в экономической жизни региона, либо пройти депутатскую школу и быть замеченным на политическом поприще. Естественно, этот путь почти закрыт для мелкого бизнеса.

В-третьих, руководители крупных фирм могут отвлекаться для участия в политической и даже административно-государственной деятельности, поскольку у них имеются возможности делегирования значительной части административной власти заместителям и помощникам при сохранении в своих руках только рычагов принятия стратегических и кадровых решений. Мелкий же бизнесмен даже при наличии острой заинтересованности в принятии выгодных для него государственных решений не может, как правило, позволить себе хождение во власть без риска развалить свой бизнес.

По данным социологического исследования административно-политической элиты Республики Коми в 1996 г., 4,6% ее членов составляли руководители хозяйственных организаций . Социальная структура Госсовета РК, избранного в январе 1995 г. с включением доизбранных депутатов, такова: 34% его состава – это руководители организаций, выступающих в качестве рыночных субъектов: директора различных предприятий, в том числе руководители негосударственных СМИ, лечебных учреждений. Это очень заметная группа, уступающая по размеру лишь политической бюрократии (государственным руководителям, занимающим политические позиции типа главы администрации или председателя комитета Госсовета). Фактически Госсовет 1995-1998 гг. – это собрание ответственных государственных руководителей республиканского уровня и хозяйственников.

При этом надо иметь в виду, что среди депутатов, профессионально занятых государственной работой, 58,1% (18 чел.) имеют в прошлом опыт работы в качестве хозяйственных руководителей.

Один из самых ярких ходоков из бизнеса в республиканскую власть – М.Глузман. Для него бизнес и политика были почти неотделимы, успех в одной сфере создавал базу для успеха в другой. Депутатский мандат республиканского уровня был для него одним из важнейших факторов рыночной ситуации в нефтяном, банковском и биржевом бизнесе . Когда созданный им коммерческий банк “Европейский Север” столкнулся с перспективой банкротства, М.Глузман предпринял действия, иррациональные с точки зрения экономической логики, но вполне рациональные в контексте общего сетевого подхода: в 1995 г. он бросил огромные еще остававшиеся ресурсы на избирательную кампанию, пытаясь прорваться в депутаты Государственной Думы России и подключиться к политическим сетям национального уровня. Выборы он проиграл, одновременно оказавшись в конфликтной ситуации с республиканскими властями, поскольку был конкурентом их ставленника. Этот политический конфликт сделал бесперспективными попытки выправить положение банка “Европейский Север”. Банк лопнул, добавив к армии российских обманутых вкладчиков еще 13,5 тыс. чел.

Совмещение постов в экономических организациях с депутатскими мандатами создает серьезные трудности в силу дефицита времени. Особенно сложно такое совмещение для хозяйственных руководителей, живущих вдали от столицы республики. Они ограничивают свою политическую законотворческую деятельность узким кругом наиболее важных для них экономических проблем. Не удивительно, что среди депутатов, допускающих прогулы заседаний Госсовета республики, лидируют именно руководители предприятий.

Так, в 1997 г. "чемпионом" Госсовета по прогулам был начальник Сосногорского отделения Северной железной дороги Н.Пидченко, пропустивший из 11 заседаний 8, за ним шли директор шахты “Центральная” Л.Краснер (7 заседаний) и директор АО “Стройматериалы” В.Козлов (5 заседаний) .

3.4. Ротация кадров

Постсоветское общество – это продукт разложения общества советского, поэтому корни нынешних процессов уходят в еще не закончившуюся советскую историю. Для данной темы в ней важна система номенклатуры: партийные органы всех уровней имели списки должностей, замещение которых осуществлялось только по их решению или с их согласия, а также списки людей, достойных занимать эти должности (резерв руководящих кадров). В результате действовала система кругооборота руководителей между разными подразделениями государственного аппарата: ИТР и менеджеры предприятий выдвигались на работу в местные партийные и советские органы, затем оттуда назначались на посты руководителей предприятий, а с них, в свою очередь, – в партийно-советские органы более высокого уровня.

Многие нынешние руководители крупных и средних приватизированных предприятий прошли школу работы в партийно-советском аппарате, нередко сохранив там хорошие неформальные связи, позволяющие укреплять рыночную позицию своего предприятия с помощью политико-административных рычагов. По данным выборочного исследования биографий директоров предприятий, вошедших в справочник “Кто есть кто в Республике Коми” , в основном это руководители относительно крупных предприятий: 13% из них прошли в предшествующий период через работу в партийно-государственном аппарате. К середине 1990-х гг. 28% директоров, вошедших в справочник, оставили свои должности. При этом большинство из них ушло на работу в местные и региональные органы государственной власти и управления, где в условиях кризиса открываются гораздо более благоприятные условия повышения социального статуса.

У значительной части ответственных государственных чиновников и руководителей предприятий восхождение по номенклатурной лестнице, проходившей как через местные партийные органы, так и предприятия, началось еще в советские времена, что позволило создать довольно прочную социальную сеть неформальных отношений.

Яркий пример такого пути продемонстрировал В.З.Леонидов. Его карьера начиналась в нефтедобывающей промышленности, в том числе в 1978 – 1984 гг. в НГДУ “Усинскнефть”. Примерно в эти же годы (до 1984 г.) там же, в Усинске, первым секретарем горкома партии работал нынешний Глава республики Ю.Спиридонов. В конце 1980-х в течение 3 лет В.З.Леонидов был заведующим отделом нефтяной и газовой промышленности Коми обкома КПСС. В этот же период Ю.А.Спиридонов был вторым (курировавшим хозяйство), а затем и первым секретарем Коми обкома партии. В мае 1990 г. В.Леонидов был избран генеральным директором объединения “Коминефть”, в 1994 г. стал президентом компании “КомиТЭК”, затем - председателем Совета директоров этой компании. В течение всего этого периода он был депутатом высшего органа республиканской государственной власти. В этот же период Ю.Спиридонов возглавлял республику, в которой ведущим источником дохода была нефтяная отрасль. Тесное и устойчивое сотрудничество государственного руководителя и нефтяного “барона” в 1990-е гг. осуществлялось в рамках полуформальной социальной сети, возникшей еще в советский период [См. подробнее 8. C.116-117, 202-204].

Система номенклатурной ротации сохранилась и в постсоветской России, но в несколько ином виде: руководители предприятий берутся на работу в региональные и государственные органы власти и управления.

Этот вариант восходящей социальной мобильности представлен карьерой А.Ф.Гришина, который с 1987 по 1994 гг. был директором швейной фабрики “Комсомолка”. В 1990 – 1994 гг. он депутат Верховного Совета Республики Коми, возглавлял в нем постоянную комиссию. Многие утверждали, что это было важным аргументом в пользу размещения на его фабрике оборонного заказа. Работа на посту председателя комиссии позволила накопить политический ресурс, давший толчок новому витку карьеры: в 1994 г. он был назначен руководителем администрации Главы РК.

Из региональных государственных органов ответственные чиновники в силу тех или иных причин нередко уходят на ответственные посты в частный бизнес, куда они уносят приобретенный в госаппарате или представительных органах социальный капитал. Так, заместитель министра экономики РК Г.Князева в 1998 г. стала президентом “Ухтабанка”.

Все это очень похоже на систему, существующую в странах рыночной экономики. При этом речь идет не просто о карьере индивидов, а о влиянии этой карьеры на политику возглавляемых ими организаций. Так, в США президент страны ставит во главе министерств и разного рода государственных учреждений, регулирующих частный бизнес, опытных в этой сфере людей. Большинство из них рассматривают эти позиции как временные и с неохотой принимают решения, которые могут отрицательно сказаться на получении в будущем работы в частном секторе . Есть все основания полагать, что такая мотивация принятия управленческих решений характерна для чиновников РК.

1. Переплетение бизнеса и госаппарата

Первоначально переплетение частного бизнеса и госаппарата происходило почти открыто: чиновники выступали в качестве учредителей частных фирм и обеспечивали им политико-административную поддержку. Имелось несколько нормативных актов, позволявших государственным чиновникам входить в состав органов управления акционерных обществ при наличии в них доли акций РФ или РК. Позже был принят целый ряд нормативных актов, поставивших заслон такой открытой практике (Указ Президента РФ “О борьбе с коррупцией в системе государственной службы”, федеральный (1995 г.) и республиканский (1996 г.) законы о госслужбе). Конституция РК (ст. 84 и 98) запретила Главе РК и его заместителям занимать какие-либо должности в коммерческих организациях и общественных объединениях. Правда, в 1998 г. в Конституцию была внесена поправка: это ограничение распространяется только на оплачиваемые должности и не затрагивает работу на общественных началах. Это изменение обосновывалось тем, что Главе и его замам приходится занимать руководящие должности в различных комиссиях и благотворительных фондах.

Нормативная база переплетается с частными и государственными сиюминутными интересами, порождая практику, в явных или скрытых формах отклоняющуюся от правовых норм.

Тенденция к переплетению частного бизнеса и государственного аппарата проявляется в трех основных формах:

1. Частный сектор в постсоветской России и РК в основном является результатом приватизации государственной собственности. Этот процесс все еще не завершен. Кроме того, возник целый ряд предприятий со смешанной формой собственности.

К середине 1997 г. в РК было создано 280 акционерных обществ, из них 47 – с “золотой акцией”, 50 – с закрепленным за государством контрольным пакетом акций. Суммарная доля государственной собственности в уставном капитале акционерных обществ составила около 10 млрд руб., средний размер государственной доли – 37% .

Смешанная форма собственности предполагает и смешанное управление: представители государства включаются в советы директоров акционерных компаний.

Так, в Совет директоров АО “НК “КомиТЭК”, в которой 29,3% акций принадлежали государству, летом 1996 г. вошли в качестве представителей государства министр промышленности, транспорта и связи РК Е.Грунис, министр природных ресурсов и охраны окружающей среды РК А.Боровинских, начальник Коми территориального управления Госкомитета по антимонопольной политике и поддержке новых экономических структур Н.Лаврега. Летом 1997 г. Е.Грунис и А.Боровинских вышли из совета директоров. Первый заместитель Главы РК А.Окатов является председателем Совета директоров АО “Межрегиональная компания “Белкомур”.

2. Встречаются факты участия ответственных государственных чиновников в частных коммерческих структурах, в которых нет государственной доли (это противоречит законодательству), но через которые республика осуществляет важные для нее виды деятельности.

Так, в порядке исключения в 1997 г. первому заместителю министра экономики РК Г.Князевой было разрешено участвовать в органах управления АКБ “Северный народный банк”, который в тот момент являлся уполномоченным банком Правительства РК, участвовал в осуществлении государственной программы завоза товаров в районы Крайнего Севера, а в январе 1998 г. он стал уполномоченным того же правительства по работе со средствами кредита КАБ “Банк Сосьете Женераль Восток” и доверительным управляющим Минфина РК по временно свободным средствам данного кредита (2 787 589 деноминированных рублей на 30 дней) . С лета 1996 г. В.Бибиков совмещал посты руководителя Минархстройэнерго РК с членством в совете директоров АЭК “Комиэнерго”, в которой не было акционерного капитала республики. В дальнейшем РК приобрела в собственность пакет акций этой компании, и был подготовлен проект указа о назначении В.Бибикова уже представителем правительства в совете директоров АЭК “Коминерго” .

В совет директоров “Ухтабанка”, в котором не было государственной доли, с 19.04.98 г. вошел первый заместитель Главы РК и министр экономики, он же председатель ВЧК А.Каракчиев.

В разное время в советы коммерческих организаций входили также такие видные представители республиканской администрации, как первый заместитель Главы РК А.Каракчиев (“Ухтабанк”), министр промтранссвязи Е.Грунис (АО “НК КомиТЭК”), первый заместитель Главы РК А.Окатов (АО “Белкомур”) и др. .

3. Многие новые частные предприятия обеспечили себе благоприятную рыночную нишу только благодаря тесным связям с ответственными чиновниками госаппарата. В результате в скрытых формах (прежде всего через родственные и дружеские связи) происходило слияние капитала в его денежной и вещественной форме (средства производства) с капиталом бюрократическим. Предотвратить, а порою даже обнаружить такой симбиоз очень трудно, не посягая на права личности (например, как легально можно запретить жене крупного чиновника быть владельцем частной фирмы).

Наиболее ярким примером такой семейной сети, связывающей администрацию и бизнес, является фирма жены Главы республики Г.Медухи “Заказчик”, которой достаются многие очень выгодные подряды на строительство в наиболее престижных районах города. Многие видят причину процветания фирмы в наличии семейной сети, которой отнюдь не обязательно приобретать формы открытой поддержки. Ю.Спиридонов в интервью корреспонденту журнала “Профиль” так объяснил ситуацию “Галина Ивановна - очень активный человек и делом занимается полезным. Ей что, на печи сидеть и носки вязать? Ни одного заказа от структур, хоть краешком связанных с бюджетом, ее фирма не имеет. Это было единственным условием, когда она пошла в бизнес. А то, что строит в центре, так там десятки фирм работают и их не замечают, потому что во главе не жена Спиридонова” .

1. Бизнес-лобби

Частный бизнес нередко имеет интересы, которые могут быть реализованы лишь через механизм государственной власти. Последняя не может быть в равной мере чувствительна и отзывчива к интересам всех социальных сил в обществе. Лишь имеющие ресурсы (экономические, организационные и др.) могут довести свои интересы до органов государственной власти и добиться их учета в процессе принятия государственных решений в области экономической политики.

Частный бизнес далеко не однороден по своему экономическому потенциалу и, следовательно, по своей способности оказывать воздействие на власть. Возможности крупного и мелкого бизнеса в этом отношении несопоставимы. В силу этого первый имеет возможности добиваться принятия нужных ему политических и административных решений, а второй фактически отчужден от этого механизма.

Крупный бизнес – это для республики и крупный налогоплательщик, и крупный работодатель. Забота об интересах региона вынуждает власти быть особенно чувствительными к его интересам. Компания “КомиТЭК” дала в 1997 г. более 1/3 бюджетных поступлений РК . Целый ряд городов республики носит монокультурный характер (Воркута, Инта, Усинск, Вуктыл и др.), и их судьба целиком зависит от судьбы градообразующих предприятий.

Местные предприятия активно лоббируют городские и республиканские власти, стремясь создать для себя более благоприятную рыночную ситуацию посредством рычагов госрегулирования. Между тем благоприятная административно-правовая среда для крупного и мелкого бизнеса часто далеко не одна и та же.

Крупный капитал обладает наибольшими ресурсами для реализации формулы “деньги рождают власть”, именно он может в самых разных формах оказывать наиболее эффективное воздействие на политику республиканских властей, оставляя незащищенными, а то и ущемленными интересы мелкого бизнеса. Руководитель Торгово-промышленной палаты РК С.Манасарянц так охарактеризовал эту тенденцию: “Причины, по которым сегодня туго развивается малый бизнес, на поверхности. Идет консолидация крупного капитала” .

Так, постановлением Главы администрации Сыктывкара от 6 февраля 1997 г. № 2/250 между торговыми предприятиями были размещены объемы продовольственных товаров, выпускаемых АО “Мясокомбинат”, АО “Гормолзавод”, АО “Хлебокомбинат”. Принятию данного постановления предшествовали выездные совещания, проведенные на каждом из этих предприятий с участием представителей торговли. На них были рассмотрены перспективы выпуска продукции, ее ассортимент, качество, претензии по поставкам. Это помогло крупным местным производителям, активно воздействующим на городскую администрацию. Интересы мелких фирм оказались ущемленными, так как муниципальные торговые предприятия получили, например, указание торговать продукцией мелких пекарен только после реализации значительной части продукции АО “Хлебокомбинат”.

Поскольку интересы мелкого и крупного бизнеса часто не совпадают, а мелкие фирмы в одиночку не могут эффективно воздействовать на органы государственной власти, выходом для мелкого предпринимательства может быть создание им (а не государством для него) общественных организаций, способных отстаивать его интересы в государственных структурах. Реализация этой задачи упирается в характерную для малого предпринимательства всего мира склонность к индивидуализму (избегание организаций, которые неизбежно навязывают дисциплину, подчинение общей воле) и анархизму (уход от конструктивных контактов с государством в сторону подкупа отдельных чиновников). Кроме того, бизнесмены являются по отношению друг к другу конкурентами, поэтому участие в коллективных действиях означает защиту не только своих интересов, но и интересов конкурента, что многим кажется иррациональным. Отсюда стремление многих предпринимателей добиваться не изменения рыночной среды в благоприятную для всего мелкого бизнеса сторону, а выбивание, выкуп привилегий только для себя при сохранении препятствий для конкурентов. Политически наиболее активные и влиятельные мелкие предприниматели, которые могли бы стать лидерами этого слоя, имеют гораздо больше шансов реализовать свои частные интересы не через коллективные действия, а через сепаратное подключение к властным сетям.

Несмотря на громкие декларации о необходимости дать дорогу мелкому и среднему бизнесу, он остался на периферии российской политики.

По словам М.Левина и Г.Сатарова, “власть крайне редко контактирует с представителями широкого круга предпринимателей. Регулярное деловое взаимодействие просто отсутствует. Это приводит к опасному отчуждению по-настоящему независимого бизнеса от власти, от всего происходящего в стране. Большой пласт предпринимательства, располагающий мощным совокупным капиталом, разобщен и не в состоянии отстаивать свои интересы...” .

Это в полной мере характеризует ситуацию не только в России в целом, но и в Республике Коми.

2. Патрон–клиентская сеть

Патрон-клиентские отношения не знают отраслевых и ведомственных границ. Они носят полуформальный и вообще неформальный характер, хотя их ядром является властная иерархия. В силу полуформального или неформального характера этих отношений однозначно идентифицировать их, доказать их действенность очень трудно. Их анализ всегда носит форму гипотезы. В то же время биографический анализ позволяет выявить матрицу жизненных путей, которая объективно является благоприятной для формирования патрон-клиентской сети.

В системе республиканской государственной власти главным патроном является Глава РК Ю.Спиридонов, сосредоточивший в своих руках огромную власть и контроль за уникальными для России природными ресурсами. Его власть, естественно, не безусловна: ее регулярно приходится поддерживать, укреплять, а во время выборов фактически завоевывать заново. Это ставит патрона в зависимость от поддержки со стороны своей клиентуры, которой надо платить той же монетой.

Для Ю.Спиридонова ядро его клиентуры сложилось в период, когда он занимал руководящие посты в горкомах Ухты и Усинска – центрах нефтегазового комплекса республики (1975 – 1984 гг.). Именно в тот период у него становились прочные отношения с руководителями предприятий этого комплекса, в дальнейшем сохранившиеся и упрочившиеся.

В Госсовете РК 1995-1998 гг. заметное место занимают депутаты, в той или иной мере связанные с Ухтой и Усинском: на них приходится 22,6% всех депутатов (12 чел.). Одни из них работали в этих местах, когда там партийным руководителем был Ю.Спиридонов (1975 – 1984 гг.), другие остаются там до сих пор. Многие из них в той или иной мере обязаны своей хозяйственной и политической карьерой Ю.Спиридонову. В свою очередь, Глава республики нуждается в поддержке депутатов из районов, от которых зависит экономическое благополучие республики.

В Госсовете РК заметное место – 13,2% (7 чел.) – занимают нефтегазовые “бароны” - руководители крупных приватизированных предприятий, составляющие ядро ТЭК республики. Они выросли из нефтегазовых “генералов” – генеральных директоров, которые в результате приватизации стали владельцами крупных капиталов. Прежде всего благодаря Ю.Спиридонову в РК удалось провести такую программу приватизации, которая существенно увеличила их шансы на формирование частного капитала, дав директорам предприятий льготы, которые они не имели ни в одном регионе России: право приобретения по номинальной цене 5% акций своих предприятий.

1. Березкин Г. “Нынешнему руководству компании нечего скрывать” // Молодежь Севера. 1998. 12 февр.
2. Березовский Б.
Власть должна понимать требования капитала // Коммерсантъ-daily. 1998. 26 мая.
3. Василий Кузнецов вновь в роли обвиняемого // Молодежь Севера. 1998. 15 янв.
4. Жердев Ф.
Капитализм с КОМИческим лицом // Молодежь Севера. 1997. 11 сент.
5. Ильин В., Хосуева Н.
Социальная мобильность региональной административной элиты в переходный период // Рубеж: альманах социальных исследований. 1997. С.124-138. Вып. 10/11.
6. Ильин В.
Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ. 1917-1996.Опыт конструктивистско-структуралистского анализа. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1996.
7. Кто есть кто в Республике Коми: Справ. / Под ред. М. и В. Ильиных. Сыктывкар, 1994. Вып. 1.
8. Ильина М., Ильин В.
Кто есть кто в Республике Коми: Справ. Сыктывкар, 1997. Вып. 2.
9. Климов Ю.
Предпринимателей предупреждаем: Минторг опасен для вашего бизнеса! // Молодежь Севера. 1997. 4 дек.
10. Ковалев В.
Государственный Совет Республики Коми у “Экватора”: социально-политические аспекты деятельности республиканского парламента // Государственный Совет Республики Коми у “Экватора” (январь 1995 – июнь 1997): Информационно-аналитическое издание Государственного Совета Республики Коми. Сыктывкар, 1997. С.86-99.
11. Левин М., Сатаров Г
. Явление коррупции России // Независимая газета. 1997. 2 окт.
12. Манасарянц С
. “Нельзя ввязывать Торгово-промышленную палату в политику…” // Молодежь Севера. 1998. 26 март.
13. Мезак Э.
Трудно сидеть в двух креслах // Молодежь Севера. 1997. 13 нояб.
14. Мезак Э.
Секретные “агенты” правительства в банках и компаниях // Молодежь Севера. 1998. 8 янв.
15. Попова Ю.Ф., Соренсен О.Ю.
Сетевой подход в анализе переходной экономики России. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, Ольборгский университет, 1997.
16. Рекорд Н.Пидченко – восемь прогулов за год // Молодежь Севера. 1998. 3 янв.
17. Сумароков В.
Приказано ликвидировать. Банки умирают по-разному // Трибуна. 1997. 1 авг.
18. Сумароков В.
Галина Князева как зеркало нашей революции. Деньги – власть – деньги // Трибуна. 1998. 22 мая.
19. Шарапов А.
На финишной прямой приватизации // Трибуна. 1997. 15 авг.
20. Шахматова С.
Комиссия предупреждает: должникам “Комибанка” не уйти от расплаты // Молодежь Севера. 1998. 8 янв.
21. Dunleavy P. & O’Leary B.
Theories of the State. The Politics of Liberal Democracy. Houndmills, Basingstoke, Hampshire and London: Macmillan, 1987.
22. Putnam R.D.
The Comparative Study of Political Elites. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, Inc.: 1976.
23. Roskin M.; Cord, L.R.; Medeiros A.J. & Walter S.J.
Political Science. An Introduction. 6 th edition. Upper Saddle River, New Jersey: Prentice Hall, 1997.
24. Tarkowski J.
Poland: Patron and Clients in Planned Economy // J.J.Wiatr. Local Politics in Poland. Twenty Years of Research. Warsaw: University of Warsaw, Institute of Sociology. P.66-90.
25. Mills C.W.
The Power Elite. New York: Oxford University Press, 1956.

«На протяжении двух последних десятилетий предпринимательство (по преимуществу малое) и политика его поддержки со стороны государства занимают прочное, хотя и периферийное, место в российском политико-экономическом дискурсе» [Чепуренко 2012, С.102]. Одним из способов поддержки малого и среднего бизнеса в России является стимулирование к развитию инновационной инфраструктуры, то есть создание таких организаций, как технопарки, технополисы, бизнес-инкубаторы, бизнес-акселераторы, центры молодежного инновационного творчества и прочие организации. «Инновационная инфраструктура обеспечивает всестороннюю поддержку научно-технической деятельности и включает: технологические инкубаторы, технопарки, информационные сети, экспертные и консультационные бюро, патентные службы, институты финансовой поддержки, развитый фондовый рынок, систему страхования рисков и др. специализированные организации. В мировой практике такие структуры объединяются в национальные и международные сети инновационного развития (СИР)» [Родин 2013, С.81].

На ранних этапах развития бизнеса предприниматели имеют ограниченные ресурсы и возможности для успешного построения и продвижения своего бизнеса. По этой причине некоторые стартапы становятся резидентами бизнес-инкубаторов, которые оказывают поддержку от посевной стадии до перехода в стадию взросления после старта. «Инкубаторы находятся в начале инновационной цепи - на стадии разработки и освоения проекта и становятся важным средством решения инновационных задач» [Погребова, Танеева 2009, С.178]. Обычно бизнес-инкубаторы предоставляют помещение стартапам, доступ к оборудованию, консультационные услуги по различным направлениям, способствуют в поиске финансирования стартапа, а также проводят различные тренинги и учебные курсы для предпринимателей и др.

В России классический университетский бизнес-инкубатор - «это структура (самостоятельная хозяйственная организация с правами юридического лица, структура в составе технопарка или подразделения вуза), специализирующаяся на создании благоприятных условий для возникновения и эффективной деятельности малых инновационных (венчурных) фирм, реализующих оригинальные научно-технические идеи. Это достигается путем предоставления инновационным фирмам материальных, информационных, консультационных и других необходимых услуг» [Ратнер, Филатова 2011, С.2].

«Одна из популярных мер поддержки малого предпринимательства - создание бизнес-инкубаторов - возникла в Великобритании в 50-х годах ХХ в. В настоящее время насчитывается около 300 бизнес-инкубаторов с годовым оборотом 17 млрд. долл. (в России годовой оборот бизнес-инкубаторов составляет 3 млрд. долл.)» [Хастиева 2013; С.128]. В России же первые бизнес-инкубаторы начали создаваться в начале 90-х годов прошлого столетия, немного позже, чем в других развитых странах, таких как США, стран европейского союза и пр. «В России к 1995 году было создано только 13 бизнес-инкубаторов. Они были открыты благодаря грантам США и Канады и участию в Морозовском проекте» [Иващенко, Федорова 2011; С.16]. По данным единого информационно-аналитического портала государственной поддержки инновационного развития бизнеса, согласно инновационной карте России, на начало 2016 года в России насчитывается 196 бизнес-инкубаторов.

На данный момент в России существует большое количество различных информационно-аналитических интернет-порталов, активно публикующих различную информацию об инновационной инфраструктуре, различных фактах и тенденциях в бизнесе и инновациях, стартапах, и бизнес-инкубаторов в частности. Среди основных можно назвать такие порталы, как Rusbase, ОАО «РВК», РАИР и другие. Однако фундаментальных, основанных на эмпирических экономико-социологических исследованиях научных публикаций о российских бизнес-инкубаторах, и в частности о формальных и неформальных сетевых взаимодействиях в бизнес-инкубаторах, практически нет, в отличие от исследований о зарубежных бизнес-инкубаторах, которых насчитывается большое количество. Для лучшего понимания, какие возможности и преимущества дает бизнес-инкубатор, какими особенностями обладают сетевые взаимодействия в бизнес-инкубаторах и как они выстраиваются, каким образом они влияют на развитие и поддержание предпринимательской деятельности, а также для формирования и обоснования основных задач и предположений настоящего исследования, следует для начала обратиться к работам зарубежных исследователей.

Однако следует понимать, что Россия имеет специфические социо-культурные особенности, по сравнению с другими развитыми странами, а также методики развития и поддержания инновационной предпринимательской деятельности различаются в России и в странах с англосаксонской и с континентальной европейской традицией. В России пропагандой предпринимательства практически никто не занимается, хотя для устойчивого экономического развития страны, необходима популяризация предпринимательства и объяснение основных аспектов предпринимательской деятельности, но поскольку это существует в единичном количестве, молодежь не стремится и опасается начинать заниматься предпринимательской деятельностью [Олейник 2016]. Одной из задач бизнес-инкубатора заключается в том, чтобы научить молодых стартаперов основам предпринимательской деятельность, научить не останавливаться на неудачном проекте, не боятся конкуренции,а тестировать новые гипотезы и двигаться и развиваться дальше. Однако в зарубежных инкубаторах, в отличие от российских, данная задача стоит на перефирийном плане, а основной задачей является именно налаживание социального взаимодействия между резидентами и другими участниками рынка, а также развитие и поддержание социальной сети бизнес-инкубатора; именно нетворкинг может помочь стартапам на ранних стадиях развития получить необходимые ресурсы дешевым и быстрым способом. В России существует предубеждение, что успех в предпринимательской деятельности - это результата успеха или связей, а не упорного труда; а неудача в бизнесе принесет лишь репутацию «неудачника», а не полезный опыт [Чепуренко 2012, С.103]. При этом, если зарубежные методики развития стартапов (например, Lean Startup) могут быть применены в российских реалиях и успешно работать, то вопрос, каким образом происходит сетевое взаимодействия в инкубаторе, какие преимущества это приносят резидентам, остается открытым и актуальным.

Нельзя сказать, что подходы к изучению сетевых взаимодействия в бизнес-инкубаторах, а также результаты этих исследований, по всей вероятности, могут быть сопоставимы в России и за рубежом. Однако эти различия менее значимы, когда речь идет о теоретических подходах к анализу.

Дробышевская Лариса Николаевна , доктор экономических наук, профессор кафедры мировой экономики и менеджмента, Кубанский государственный университет, г. Краснодар, Россия

Ларионова Ирина Георгиевна , соискатель кафедры мировой экономики и менеджмента, Кубанский государственный университет, г. Краснодар, Россия

Издайте свою монографию в хорошем качестве всего за 15 т.р.!
В базовую стоимость входит корректура текста, ISBN, DOI, УДК, ББК, обязательные экземпляры, загрузка в РИНЦ, 10 авторских экземпляров с доставкой по России.

Москва + 7 495 648 6241

Источники:

1. Пожидаев Р.Г. Процесс развития межфирменных сетей: теории и модели // Вестник ВГУ. Серия: экономика и управление. – 2011. – № 1. – С. 286–291.
2. Попова Ю.Ф. Сетевые формы организации бизнеса на промышленных рынках // Российское предпринимательство. – 2008. – № 10. – С. 140–144.
3. Шерешева М.Ю. Формы сетевого взаимодействия компаний. Курс лекций, учеб. пособие. – М.: Высшая школа экономики, 2010. – 339 с.
4. Jones C., Hesterly W.S., Вorgatti S.P. A general theory of network governance: Exchange conditions and social mechanisms // Academy of Management Journal. – 1997. – Vol. 2. – № 4. – Р. 911–945.
5. Miller N. Networking as marketing strategy: a casestudy of small community business // Qualitative MarketResearch:An International Journal. – 2010. – Vol. 13. – № 3. – Р. 253–270